Любит не себя в искусстве, а искусство в себе.
Шипы сбились в ком, облепив собою солнце;
Скорбь, смешиваясь со вздохом, постепенно иссякает.
Оплевываю и высмеиваю все те мечты, от образов которых я настолько устал.
Число пожираемых одиночеством людских сердец безжалостно вырастает
Тает, превращаясь в белое наслоение,
Нежеланный,
Заикающаяся истина приобретает противоположное значение -
Любви к улыбке
Унылое утро уже мертво,
Оно устремляется вдаль и его уже не достигнуть,
И мне лишь хочется в безмятежной нежности со слезами предаться сну.
Как же беззаботна ложь о беременности,
Когда как вкус тонущих в пруду, порожденных лезвием слез, - неопределенно-сладок.
Унылое утро уже мертво
Я ненавидел себя за свою неспособность простить все те слезы, всю ту ложь и любовь,
И вернуться обратно я уже не смогу.
Оно устремляется вдаль и его уже не достигнуть
И мне лишь хочется в безмятежной нежности со слезами предаться сну
Лишь вторящее эхо на фоне пунцово-красного неба
И рыдания, которых никто не сможет услышать.
Кё.
Скорбь, смешиваясь со вздохом, постепенно иссякает.
Оплевываю и высмеиваю все те мечты, от образов которых я настолько устал.
Число пожираемых одиночеством людских сердец безжалостно вырастает
Тает, превращаясь в белое наслоение,
Нежеланный,
Заикающаяся истина приобретает противоположное значение -
Любви к улыбке
Унылое утро уже мертво,
Оно устремляется вдаль и его уже не достигнуть,
И мне лишь хочется в безмятежной нежности со слезами предаться сну.
Как же беззаботна ложь о беременности,
Когда как вкус тонущих в пруду, порожденных лезвием слез, - неопределенно-сладок.
Унылое утро уже мертво
Я ненавидел себя за свою неспособность простить все те слезы, всю ту ложь и любовь,
И вернуться обратно я уже не смогу.
Оно устремляется вдаль и его уже не достигнуть
И мне лишь хочется в безмятежной нежности со слезами предаться сну
Лишь вторящее эхо на фоне пунцово-красного неба
И рыдания, которых никто не сможет услышать.
Кё.